orientpro

عهد الشرق

Путешествие Нибура в Йемен.

В начале 15 века для Европы было секретом аравийский полуостров. Особенно Феликс Аравии (Йемен) он был также неизвестен, как и космос. Хотя он и был известен во времена Римской империи (поскольку там было много золота, драгоценных камней, а так же благовоний), но обрушение водохранилища вызвало: эмиграцию людей, изменение торговых путей – что привело к спаду экономики и к тому, что о Йемене стали забывать.

В январе 1761 г. группа из пяти человек покинула Копенгаген, чтобы по поручению датского короля исследовать Аравию, и в первую очередь Йемен. Профессор Фридрих Христиан фон Хавен посвятил себя главным образом восточным языкам, а профессор Петер Форскол – естественной истории, доктор Христиан Карл Крамер - должен был также заняться наблюдениями в естествознании, а художник и гравер Георг Вильгельм Бауренфайд – оказывать путешественникам помощь в зарисовывание природных объектов и ландшафта, а так же одежды и т.п.

Побывав в Константинополе и Египте, экспедиция, следуя по суше вдоль берега Красного моря, достигла Йемена в декабре 1762 г. Ученые могли бы получить много важных сведений из Аравии, если бы задержались в этой стране на намеченный срок и все возвратились назад. После неожиданной утраты двух спутников они решили отправиться из Мохи последним кораблем, который отплывал в том году в Индию.

Эта группа сыграла большую роль, побудив к поездкам на Ближний восток и в Аравию целую вереницу путешественников, в частности Зетцена. Описания Нибура служили руководством в этих странствиях. Современная история открытий Аравии неразрывно связана с именем Кастена Нибура – «первого» землепроходца этого полуострова в новое время.

Эта страна прилегает на западе к Аравийскому заливу, на юге — к государству Аден, на востоке — к Яфе, Хадрамау-ту и Хаулану, на севере — к Хашиду и Бакилю и на северо-западе — к области Абу-Ариш. Длина этой территории равна приблизительно сорока восьми немецким милям, а сред­няя ширина — двадцати. Та часть этой страны, которая называется Тихама, представляет собой засушливую равнину. Ее ширина у Мохи — один короткий дневной переход, у Хо-дейды — два таких же перехода. Другая область — Джаб-баль — простирается к востоку от Тихамы и состоит из цепи крутых, очень высоких гор с плодородной почвой. В засуш­ливой Тихаме совсем нет рек, которые бы текли круглый год. И в Джаббале тоже некоторые реки временами совсем вы­сыхают. Они появляются в период дождей и затем частично теряются в гористой местности; если же они настолько пол­новодны, что преодолевают горный хребет, то орошают и часть Тихамы, возвращая ей плодородие, а затем теряются в ней. Некоторые же реки несут такое количество воды, что не только орошают окружающие их поля Тихамы, но и сбра­сывают большие массы воды в море. Все они называются «вади». Самые значительные из них — ради Забид и вади Майтам. Оба вади начинаются в округе Йемен Ала и затем текут один — в Забид, другой — в район Адена. Другие же, как вади Кабир, вади Сураджа, вади Эль-Махад, вади Эль Ханнаш, вади Рима и вади Сихан, также временами становятся значительными реками и, оросив часть Тихамы, впа­дают в море.

Правитель этой части Йемена повсеместно именуется имамом. Он исполняет также религиозные функции имама. "При этом, совершая молитву в мечети, он становится так, чтобы собравшиеся могли видеть его и следовать ему в тра­диционных церемониях. Его также называют халифом. На серебряных монетах... правящий сейчас имам называет себя «эмир эль муменин эль Мэхди эль Аббас ибн эль Мансор ибн эль Метвккель Хасем ибн эль Хёсейн ибн эль Мэхди», то есть «повелитель верующих Мехди Аббас, сын Мансура, сын Метвккеля Хасема, сын Хёсейна, сын Мэхди». Этот имам — халиф, или эмир эль-муменин, — мусульманин и, как боль­шинство его подданных от Эба до Саны, принадлежит к сек­те зейдитов. Арабы из Тихамы и южных районов нагорья относят себя к секте суннитов. Шиитов в этих краях Аравии не встречал.

В старые времена в Йемене было много христиан, так что они даже образовывали несколько епископств. Однако теперь я не слыхал ни об одном христианине — уроженце этих мест. Однако вполне вероятно, что в приморских городах Йемена проживают отдельные абиссинские христиане и что они мо­гут открыто отправлять свою религиозную службу. А так, если не считать немногих путешественников, я не встречал здесь каких-либо представителей других христианских сект. Евреи же, которые живут в Йемене больше двух тысяч лет и временами достигали в этих местах большого могущества, твердо держатся своей религии. Их численность, правда, по­стоянно сокращается, с тех пор как они уже 1100 лет живут под мусульманским игом. Они, впрочем, утверждают — в этом нет ничего невозможного, — что их народ только в об­ласти, подчиненной имаму, насчитывает пять тысяч семей. „Они все фарисеи, то есть талмудисты, и так враждебно от­носятся к караимам, что, когда я осведомился, встречаются ли в Йемене караимы, они не смогли удержаться от того, чтобы не осыпать их бесчисленными ругательствами. Цент-Ром йеменских евреев в старое время был Тенаим, в княже­стве Хаулан, где и сейчас живет несколько еврейских семей, имеющих и синагоги. Джон Коллет в письме от 1 августа 1760 года, посланном им надворному советнику Михаэлису по поводу нашей экспедиции, высказал предположение, что в Йемене сохранились древние рукописи Библии. Если это так, то их скорее всего можно будет найти именно в Тенаи-ме. Евреи из Таиза и Саны заверяли меня, что они не слышали, чтобы в Йемене были рукописи, написанные ранее чем за четыреста или пятьсот лет. Все книги, которые я видел у этих евреев, были изданы в Амстердаме, и в Венеции. Во всех больших городах этой области Аравии можно встретить так­же банианов — язычников из Индии. Их следует рассмат­ривать как чужестранцев, ибо сюда прибывают только муж­чины, чтобы торговлей или другим промыслом составить се­бе состояние и затем вернуться назад в Индию.

Поскольку для путешественника очень трудно получить надежные сведения даже о современном положении страны, то, конечно, еще труднее узнать что-либо достоверное о ее древней истории. Если путешествующему по своей части све­та европейцу иногда и посчастливится познакомиться с уче­ным, хорошо разбирающимся в истории своей родины, то у того редко окажется достаточно времени и терпения, чтобы основательно преподать все это чужестранцу. Тем менее можно ожидать этого от араба, ибо ученые среди них встречаются реже, а мы не вполне владеем их языком. К тому же они вряд ли будут тратить на нас столько трудов, как сде­лали бы это для своих единоверцев. В Европе почти в каж­дой стране можно найти не только публичные книжные со­брания, но и ученых, которые занимаются древней историей, и таким способом путешественник иногда получает возмож­ность собрать сведения, неизвестные в его отечестве. Арабы, напротив, очень мало заботятся о новой истории и уж совсем не проявляют внимания к истории своих предков, живших до Мохаммеда. Общественных библиотек у них не найдешь, и даже их величайшие ученые обычно имеют только самые не­обходимые для них книги. Люди, увлеченные наукой, долж­ны либо сами переписывать книги, либо ждать случая и по­купать их одну за другой; но и то и другое требует немало времени и денег.

По этим причинам мне не удалось собрать никаких све­дений об истории и системе летосчисления Йемена при потомках Йоктана. Относительно же имени Тобба некоторые высказали мнение, что это был почетный титул древних арабских правителей наподобие фараона у египтян. Это от­мечалось еще Пококом и другими европейскими учеными. В Маскате Тобба и Хамйар и сейчас служат для арабов обыденными именами. В области Хайван до настоящего времени сохранилась семья, называющая себя Тобба и, возможно, происходящая от йеменских царей. Один арабский ученый из Мохи придерживается мнения, что титул Тобба в старые времена носили только те йеменские цари, которые проис­ходили из Самарканда и первоначально были огнепоклонни­ками.

Форскол просмотрел у одного мусульманского ученого в Мохе книгу «Куррад эльаййун» и сделал из нее выписки которые я привожу здесь, ибо они проливают свет на историю этого царства в ту эпоху, о которой я не мог получить никаких сведений, а также потому, что это единственные исторические заметки, которые я нашел среди его бумаг.

«После упомянутого похода Мухаммед уже в 7 году хиджры отправил посланца по имени Эль мехаджер ибн аби Омейа эль махсуми к царю химьяритов Эль хареду ибн абд калалу, и тот вместе со своими подданными тотчас же принял религию нового законодателя. В 11 году хиджры ха­лиф Абу Бекр отправил в Йемен трех послов: Зияда ибн Ле-бида эль-Байади в качестве наместника в Хадрамаут, Ибба-на ибн Сайда ибн эль-Аса в Сану и Маада ибн эль Джэб-бель в Дженнад». Последний построил две мечети: одну — в Дженнаде, а другую — на юго-востоке, неподалеку от города Забид, в местности, которая может быть обильно орошена из Твади Забид и тогда становится очень плодородной. Он также насадил возле этой мечети много деревьев, число которых с тех пор сильно увеличилось. Они и сейчас находятся в большом почете у мусульман. «Потом Абу Бекр послал в Сану другого [наместника], по имени Йалеа ибн Али Умейа. Эти три на­местника в Йемене — Зияд ибн Лебид, Маад ибн эль Джэб-бель и Йалеа ибн Али — были утверждены в своей долж­ности не только халифом Омаром в 13 году, но и Османом — в 23 году. После смерти этого халифа йеменское государство подчинилось халифу Али. Он послал в 35 году хиджры неких Обейд аллаха ибн Аббаса — в Сану и Сэида ибн Сэида—в Дженнад.

Затем, с 41 по 132 год, Йемен был под властью халифов из династии Оммиа, а с 132 по 293 год он подчинялся халифам из дома аббасидов. В последний из перечисленных годов Сана была завоевана карматами (карматианами). Однако предводитель этих новых завоевателей Али ибн эль фадль был убит в 303 году». Господин Форскол далее заме­чает: «Затем наместником в Сане был Асад ибн Джафар». Таким образом, видимо, все важнейшие города государства, но не все мелкие княжества этой страны были возвращены под власть багдадских халифов.

«В 439 году Йеменом правила семья Солейки. Последний Царь этой династии, Дай Саба ибн Ахмед, умер в 460 году. Некий Хатем ибн Хашим эль Хамдани умер в 502 году». Про­звище эль Хамдани как будто указывает на то, что этот господин принадлежал к знаменитому древнему роду Хамдан и, следовательно, йемениты в то время не были под чуже­странным игом. «Сын Хатема Абдалла правил потом два года, а его брат Маан — в 510 году.

В 545 году провинции Саада, Наджран, Джоф и Дахер находились под властью имама Метвккеля аль аллаха Ахме­да ибн Солимана. Кроме него в Йемене правил султан Хатем ибн Ахмед. Он, видимо, был могущественным князем южной части этой страны, так как не только он, но и его сын и на­следник Али ибн Хатем вели войну с названным имамом. Али ибн Хатем правил еще в 569 году».

На этом выписка господина Форскола обрывается. В «Всеобщей истории нового времени» мы читаем, что около этого времени Салах эд дин приказал своему брату Туран шаху выступить в поход против Алйа-мана, который тогда изнывал под властью Абдальнаби — эмира, происходившего из коренных жителей этой провин­ции. Туран шах подчинил себе весь Йемен. Власть над ним перешла теперь к роду Айюбидов. Но эти иноземные завоеватели вряд ли смогли подчинить себе всю старую араб­скую знать. Многие, среди них и имамы, по-видимому, суме­ли отстоять свою независимость в гористых районах.

В 859 (1454) году к власти пришел род по имени Бени Тахер. Последним правителем из них был, как утверждают, Салах эд дин. Видимо, он и был тем, кого, по сообщениям Маре, в 922 году покорил египетский султан эль Гури, отправивший флот против обосновавшихся в Индии порту­гальцев. Генерал султана Хёсейн эль Курди перебил принцев наследственной династии и посадил в Забиде наместника. Однако правление египетских султанов "вскоре пришло к кон­цу, и арабы снова сбросили их иго. Вскоре затем, примерно в 1500 году христианского летосчисления, когда Бартема находился в этих областях, один арабский царь "правил в Рида и другой в Сане. Согласно сообщению Барбосы, пер­вому из них помимо порта Аден принадлежали также" Моха и Ходейда. Таким образом, создается впечатление, что при господстве мусульман йеменским государством управлял не один властитель, а целая группа независимых князей.

О том, что турки овладели йеменским государством в XVI веке христианского летосчисления, мы узнаем, в част­ности, из дневника одного венецианца, находившегося во флоте Солимана паши. Араб из Лохеи рассказывал, что три корабля под командой названного паши на обратном пути из Индии стали на якорь у острова Камаран и потребовали у всех городов Тихамы поставок продовольствия. Но посколь­ку некоторые города послать требуемое не только не хотели, но и не могли, паша высадил на землю своих людей и не­сколько пушек и понемногу овладел всеми важнейшими го­родами Йемена. Правившего тогда имама он принудил искать спасения в горной крепости Каукабан. Между тем турки никогда не могли полностью овладеть положением Йемене. Среди завоеванных ими городов помимо Каукабана оставалось еще много мелких независимых княжеств, которые пашам никогда не удавалось покорить. Они так же мало беспокоились о султане, как и арабы Хиджаза. Из сообще­ний г-на Мидлтона. видно, что турки не были полными хозяевами даже в области нынешнего имама. Мидлтон пишет следующее: «Скалистые горы, по которым они проезжали, были населены преимущественно арабами, которые не могли перенести высокомерного и надменного, поведения турок. Ни один турок не отваживался проехать через Накиль-Сумара, не получив предварительно пропуска от наместника той про­винции, в которую он направлялся. В Эль-Махадире чауши по приказанию паши ночью похитили ослов. Однако арабы на следующее утро преградили им дорогу, отобрали ослов — и никто из их главарей не осмелился сказать им плохое сло­во». Иоганн Вильд говорит в истории своего путешествия: «Каирский паша вынужден каждый год посылать войска па­ше в Йемен, ибо многих из них убивают арабы, в то время как турки в горных областях не могут причинить им никако­го вреда».

Арабы почти совсем прогнали турок из Йемена. В своей «Истории правителей Египта» Маре, рассказывает следующее. Еще султан Солиман подчинил себе Счастливую Аравию. В 976 (1568) году султан Селим установил свою власть в некоторых областях. Он отправил сюда Синана пашу, умного и храброго полководца, известного также многими милосердными деяниями. Ему удалось вырвать страну из-под власти бунтовщиков, но только после долгой борьбы и многих боев.

В этой прекрасной, далекой от Константинополя стране паши получали очень большие доходы. Крупными начинания­ми они старались приобрести славу и добиться любви черни. Еще и сейчас в некоторых городах можно видеть возведенные ими роскошные мечети и погребальные сооружения. Для Удобства путешественников они строили также большие караван-сараи, мощёные дороги на крутых склонах гор, зданьица, где путники могли укрыться от внезапного дождя, и бас­сейны с запасами воды. После того как жители Йемена научились пользоваться огнестрельным оружием, они уже не считали турок непобедимыми и начали беспокоить их все больше и больше. Самым удачливым в борьбе с турецкими Пащами был один из потомков Мохаммеда — Сейид Хасем ибн Мохаммед. Он был родичем знатной семьи имамов, упорно продолжавшей отстаивать свою независимость в Каукабане. Оба они возводили свое происхождение к имаму Хади который похоронен в Сааде, где и сейчас правят его потомки Хасем ибн Мохаммед жил как частное лицо в горах Шахара и получил в наследство от предков лишь ограниченные дохо­ды. Однако он приобрел дружбу других независимых арабов и с их помощью осмеливался нападать на турецких пашей, постепенно вытесняя их из одного города за другим. (По весьма точным подсчетам, которые я сделал на основе уст­ных сведений, это происходило около 1630 года.) Сейид Хасем правил всего восемь или девять лет и за это время ни разу не переносил своей резиденции из Шахара. Йеменские арабы называют его Хасем эль Кбир, то есть Великий. Он родоначальник семьи имамов, правящих ныне в Сане.

Большую часть сведений об обстоятельствах правления последующих имамов — от Хасема эль Кбира до ныне цар­ствующего Мёхди аббаса — я получил у одного ренегата в Мохе. Часть из них он сообщил устно, часть же — письменно. Слово «ренегат» вызывает такую ненависть, что некоторые, пожалуй, поспешат объявить ненадежными сведения, исхо­дящие от подобного человека. Поэтому я должен отметить, что осведомлялся о различных сообщенных им фактах и у туземных арабов, и каждый раз находил, что сведения, пере­данные этим вероотступником, были правильны. Когда я подробнее ознакомлю моих читателей с историей этого чело­века, они должны будут почувствовать к таким людям ско­рее сострадание, чем отвращение. Он родился в уважаемой семье на острове Цейлон и еще совсем молодым человеком приехал в Голландию, где получил хорошее образование. Его родные снова отправили его в Индию, снабдив хорошими рекомендательными письмами. Здесь голландские купцы определили его в качестве торгового посредника на корабль, направлявшийся в Моху. Главным купцом и капитаном это­го корабля был индийский мусульманин. Еще в пути моло­дой голландец поссорился с ним. Прибыв в Моху, он встре­тил здесь одного голландского вероотступника, портного по профессии. Однажды он увидел его дочь. Она владела толь­ко арабским языком, и он не мог объясняться с ней ни еди­ным словом. Тем не менее он вскоре настолько влюбился в нее, что захотел на ней жениться. Ее отец объяснил ему не­суразность его желания и в качестве главного препятствия к своему согласию на брак привел различие в религии. Гол­ландец решил, что это не должно мешать его предполагае­мому счастью. Он тотчас отправился к губернатору и потре­бовал, чтобы его приняли в мусульманскую веру. Губернатор хотел дать ему время подумать, но голландец потребовал, чтобы его тотчас же подвергли обрезанию. Когда эта церемо­ния была выполнена, он отправился к портному и рассказал ему, как все произошло. Тот, однако, проявил еще желания отдать ему свою дочь, чем раньше. Ведь голландец, только что пользовавшийся уважением как европейский ку­пец, теперь находился в самом тяжелом положении и к тому же не понимал местного языка. Он был совершенно не в со­стоянии заработать себе на хлеб. Новообращенный понял свою ошибку, однако раскаялся в своей глупости слишком поздно.

Чтение и письмо были прежде его главными занятиями, и он подумал, что таким путем сможет найти себе пропитание и в качестве мусульманина. Он со всем усердием взялся за арабский язык и вскоре научился говорить, читать и писать на нем. Власти как будто почувствовали к нему сострадание. Обычный европеец, перешедший в мусульманство, получает лишь от 1 и 1/4 до 2 талеров, чего едва хватает на жизнь. Его же произвели во всадники, чтобы обеспечить ему больший доход. Но тут его поджидало другое несчастье. Ни в школе, ни во время морских путешествий он не научился верховой езде. Его конь заметил это и настолько осмелел, что сбросил его на землю. У арабов это вызвало смех. Он же так рас­сердился, что отказался от службы в Мохе, где мог с лег­костью заработать себе на жизнь. Теперь этот человек стал искать себе заработка во внутренних районах Йемена, глав­ным образом в области союзных племен Хашид и Бакиль. Здесь он оказался в самых скверных условиях. То ему при­ходилось зарабатывать несколько штюверов составлением писем. То он писал амулеты от различных случайностей, ко­торые могли запугать человека. То он читал в мечети пропо­веди с призывом к раскаянию. У него была отличная память, и он так хорошо изучил историю главных мусульманских свя­тых, как этого могли потребовать только от священнослужи­телей. Во время своих поездок по Йемену он не раз наты­кался на могилы местных святых, а к ним относили и моги­лы различных имамов. Так он стал интересоваться не только историей святых, но и политической историей Йемена и этим обеспечил себе свободный доступ к ученым и различным не­зависимым шейхам. У него все же не хватило нахальства все время играть роль попрошайки, и в конце концов он вернул­ся в Моху, где жил в величайшей бедности. Он уже давно получил разрешение от своих соотечественников вернуться на родину, но стыдился снова явиться к своим родственникам, отчасти же совесть не позволяла ему покинуть старую боль­ную женщину...

Теперь я возвращаюсь к истории йеменских правителей, Хасема Великого, первого имама из правящего ныне рода, два умных и смелых генерала в лице двух его сыновей Исмаила и Хасана. Первый получил власть после смерти отца. Братья вместе боролись за освобождение своей страны. Султан в Константинополе, видимо, не очень забо­тился об этой отдаленной провинции. Чтобы попасть сюда, турецким войскам приходилось проделывать нелегкий путь через множество областей, населенных независимыми арабами, или пересекать море. Расходы на поддержание страны в покорности были, пожалуй, значительно большими, чем доходы от нее. Потомки Хасема эль Кбира приняли титул има­ма. Старая же линия, которая и сейчас сохраняет власть в Каукабзне, была вынуждена удовольствоваться лишь титу­лом «сиди» (принц, господин). Вступая в должность, йемен­ские имамы выбирали себе новое имя, как это было некогда у Фатимидов и Аббасидов и как сейчас обычно поступают цари Хабеша. Исмаил взял себе имя Эль имам Метвккель, или, как утверждают другие, эль Метвккель аллах. Для ара­бов он особо почитаемый святой. Они прославляют его за то, что он изготовлял маленькие шапочки, распространенные у здешних жителей, и продавал их, чтобы не пользоваться общественными доходами для личных нужд, а также за то, что он довольствовался одной женой и держал лишь одну служанку для домашней работы. Короче говоря, этот владетельный господин был так бескорыстен и в то же время рев­ностен в стремлении служить своему отечеству, что все его земляки добровольно оказывали ему поддержку в борьбе с турками. Он правил тридцать лет, имея своей резиденцией Доран.

Наследником имама Эль Метвккеля Исмаила был его сын Мохаммед, принявший имя Эль меджид биллах. Он спокойно правил в течение семи лет, был так же совестлив в отноше­нии общественных доходов, как и его отец, и не пользовался ими для личных целей. Его резиденцией, как и раньше, был Доран. После смерти имама ему наследовал его племянник Ахмед, перенесший столицу в Харрес и провозгласивший се­бя имамом Эль махади. Этот властитель расширил границы своего государства и прославился своей богобоязненностью. Но и он правил недолго — всего семь лет.

После Эль махади Ахмеда новым имамом был провозгла­шен племянник Эль меджида биллаха Мохаммед ибн Хёсейн. Он принял имя Эль махади Хади и установил свою резиденцию в Харресе. Его правление продолжалось не более двух лет, а затем власть захватил Эль махади Мохаммед, один из сыновей имама Эль махади Ахмеда. Этот властитель пе­ренес свою резиденцию в Маваххеб и правил с переменным успехом тридцать лет. При Эль махади Мохаммеде состояло несколько французов, чьи дневники издал впоследствии ла Рокк. Несомненно, именно этого имама и имел в виду капитан Гамильтон, сообщая о йеменском правителе, которо­му в 1714 году исполнилось восемьдесят лет. Что же касает­ся упоминаемого Гамильтоном восстания 1720 года, то оно должно было быть направлено уже против преемника Эль махади Мохаммеда, если только время его правления не было преувеличено в полученных мною сведениях.

Махади Мохаммеду пришлось вести тяжелые войны с коа­лицией шейхов Хашида и Бакиля. Сначала он поручил руко­водство боевыми действиями своему племяннику Хасему ибн Хёсейну, а когда тому удалось усмирить врагов имама, то в качестве «вознаграждения» ему была пожалована камера в замке в Дамаре, В одной из последующих войн имам послал против объединившихся шейхов Хашида и Бакиля своего старшего сына Ибрагима. Однако возглавляемое им войско потерпело полное поражение. Имаму пришлось опять обра­титься к своему первому генералу — Хасему. Он выпустил его из тюрьмы и отправил к армии. Хасем снова одержал пол­ную победу, но теперь он счел за лучшее не возвращаться в Маваххеб и остался в Амране. События завершились появ­лением некоего человека из Шахара, по имени Мохаммед ибн Хасан, который провозгласил себя имамом под именем Эль наср и действительно сместил Эль махади. Новый имам, однако, не пробыл у власти и двух лет, как был свергнут упоминавшимся ранее Хасемом ибн Хёсейном. Последний захватил пост имама и принял имя Эль метвккель. Имам Эль махади пережил свое падение на три года.

В качестве столицы имам Эль метвккель выбрал Сану. Его десятилетнее правление принесло населению страны относительный мир. Мне показывали его могилу — небольшое сооружение вблизи Баб саббы. После его смерти на трон вступил его сын Хёсейн, правивший под именем Эль мансора. Однако вскоре власть была отнята у него Мохаммедом ибн Исхаком, принявшим имя Эль меджид (по-другому сообще­нию—Хади). Этот новый антиимам был племянником Эль махади Мохаммеда. Властитель Каукабана Мохаммед ибн Хёсейн оказал ему столь сильную поддержку, что Мохаммеду ибн Исхаку удалось овладеть всей страной, за исключе­нием Саны. Однако его правление продолжалось только один год, ибо и сам он, и Мохаммед ибн Хёсейн попали в плен к Эль мансору. В_1728 году начал домогаться трона другой племянник Эль махади Мохаммеда, носивший имя Абдуллах ибн абу талеб. Но имам Эль мансор справился и с этим соперником и упрятал его в тюрьму в Сане, где тот и умер в 1761 году. Через несколько лет поднял мятеж некий накиб Рёдсе. Он был шейхом Хаулана и пообещал одному из братьев имама, Йусофу, поддержку в борьбе за трон. Последнему очень хотелось добраться до власти. Имам, однако, узнал обо всем заблаговременно. Он велел заковать Йусофа в цепи, и тот в них так и скончался спустя полтора года. Имам опу­стошил земли хауланского шейха и принудил его к бегству. Другой брат имама, Ахмед, около 1736 года был послан наместником в Таиз. Он, однако, здесь так надежно обосно­вался, что его уже больше не удавалось привести к повино­вению. В правление этого имама (около 1737 или 1738 года) французы подвергли бомбардировке Моху. Эль мансор пра­вил 21 год, включая, видимо, и тот год, когда властью овла­дел Эль меджид. Он похоронен в Сане в мечети, называемой Эбхар.

После смерти Эль мансора выступили различные принцы из правящей династии. Один из них, по имени Али, пользо­вался наибольшими правами на трон, поскольку его мать бы­ла первой женой его отца. Она была дочерью правителя Каукабана Сиди Мохаммеда ибн Хёсейна, и, таким образом, Мохаммед был предком Али как с отцовской, так и с материнской стороны. Еще в 1763 году эта принцесса проживала в Сане во дворце под названием Дар синнан. Видеть этого принца регентом было единодушным желанием подданных, и никто не предполагал, что это его право может быть оспо­рено. Однако в дело вмешалась мать второго принца Аббаса — черная как смоль рабыня скончавшегося имама. Она оказалась хитрее принцессы. Ей удалось сохранить в тайне смерть своего господина, пока кади Йахйа ибн Салех, один из главных министров имама, не привлек на сторону Аббаса войска и главных наместников провинций. Ни в чем не по­винный принц Али был посажен в тюрьму и провел в ней весь остаток своих дней (он умер в 1759 году). Второй принц, Аббас, принял в качестве имама имя Эль махади, или Эль мёххди. Кади Йахйа стал его ближайшим министром. Принц Али незадолго до смерти обратился к имаму с письмом, горь­ко жалуясь в нем на несправедливые действия кади. Населе­ние также начало проявлять недовольство тираническим правлением имама и выказывать сожаление о судьбе стар­шего принца. Это побудило имама конфисковать все имуще­ство своего старого министра и отправить его в тюрьму. Судьбу кади разделили его брат и один из его доверенных лиц — кади Мохаммед эль Америе. Эти двое были освобож­дены уже через два года, а старого кади продержали в тюрь­ме гораздо дольше: он вышел на свободу незадолго до на­шего приезда в Сану и жил теперь на пособие, которое ему установил имам.

В начале правления имама Эль махади Аббаса племян­ник Эль метвккеля Хасема, носивший имя Сиди Ахмед ибн Мохаммед и бывший правителем Каукабана, принял титул Эль Имам Наср аллах. Однако у него не хватило сил, чтобы отстоять это звание. Позднее он снова попытал счастья: объявил себя имамом Хади и начал наступление из Шибама. Ему удалось продвинуться в Хамдан и разбить армию има­ма Эль махади. Но тут случился пожар на складе пороха. У новоявленного имама Хади сгорела одежда и была опале­на борода. Ему пришлось отступить и прекратить военные действия. Около 1750 года примерно три тысячи арабов из Нехма и Дейбана вторглись во владения имама и дошли почти до самой Саны, но вскоре были побеждены и рассея­ны. В 1757 году союзные племена Хашид и Бакиль числен­ностью от четырех до пяти тысяч подошли через Хаулан к Дамару и разбили армию, посланную против них имамом. На следующий год они попытались вторгнуться в Сураджу, но генерал имама застал их врасплох, когда они этого меньше всего ожидали, и принудил их к поспешному бегству. В 1757 году у имама Эль махади возникли распри с прави­телем Ёсаба Ахмедом ибн Мохаммедом ибн Исхаком. При­чиной их было право чеканки монеты, на которое претендо­вали как имам, так и Ахмед. Эта война окончилась быстро. Ахмед был привезен в Сану, где его принудили согласиться поставлять доходы с его маленького княжества в столицу имама.

Одним из опаснейших врагов, с которыми пришлось бо­роться имаму, был Абд урраб ибн Ахмед, провозгласивший себя шейхом Хаджарии. Этот Абд урраб был сыном накиба, много лет исполнявшего функции наместника маленького округа Юффро. Имам постоянно выражал удовлетворение его службой, что помогло его сыну получить этот пост после смерти отца. Года через два после этого его призвали в Са­ну для отчета в его деятельности. Имам остался им очень Доволен и поручил ему снести несколько мелких замков, ко­торые еще содержались отдельными шейхами. Затем Абд урраба послали наместником в Катаба — область значитель­но более доходную, чем Юффро. При сносе замков Абд урраб проявил расторопность и нажил себе этим немало вра­гов. Наиболее заметным среди них был накиб Мохаммед ибн Абдуллах, сахеб (владетель) Вадейа. Его замок в Робо-эль-Хава, вблизи Эль-Махадира, был также разрушен во время событий. Накиб Мохаммед ибн Абдуллах сам состоял на службе у имама и приложил усилия, чтобы отомстить Абд уррабу. Действуя вместе со своими сторонниками, ему удалось добиться внезапного отзыва Абд урраба в Сану.

Друзья известили Абд урраба о причине этого вызова, и он опасался, что его приезд ко двору теперь окажется менее счастливым, чем в первый раз. Абд урраб отказался явиться в Сану и приготовился защищаться на случай, если имам ве­лит доставить его как бунтовщика в столицу силой. Непо­слушание Абд урраба позволило его врагам убедить имама немедленно выслать армию в три тысячи человек во главе с накибом Мохаммедом ибн Абдуллахом. Последний уже ду­мал, что наступило время отомстить Абд уррабу. Осада Катаба, продолжавшаяся два месяца, оказалась безуспешной, но она совершенно истощила все запасы Абд урраба, и ему пришлось ночью покинуть крепость. Вместе со своими людьми, которых насчитывалось от 500 до 600 человек, он про­бился сквозь отряды противника и бежал в горные крепости Димлу и Мансору в округе Хаджария. Его друзья открыли ему ворота этих твердынь. Накибу Мохаммеду пришлось с позором возвратиться в Сану. В Димлу был послан другой генерал, но и он был вынужден отступить, ничего не добив­шись. До сих пор Абд урраб только защищался. Теперь же он увидел, что его силы достаточно велики, начал беспокоить верные имаму области и даже осадил Джиблу. Этот город, однако, не был окружен стенами, и, даже если бы удалось занять его, долго удержаться в городе было бы невозможно. Поэтому Абд урраб удовольствовался денежным выкупом и отошел в Хаджарию.

Имам явно не мог в одиночку тягаться с этим арабским богатырем. В 1757 году он заключил союз с аденским шей­хом Абдулькеримом, который также начал побаиваться Абд урраба. Союзники должны были напасть на своего врага с двух сторон. Храбрый Абд урраб, однако, не стал этого до­жидаться. Он сам вторгся во владения аденского шейха, под­ступил к Лахджу и в течение четырех или пяти месяцев дер­жал Абдулькерима осажденным в Адене, так что тому приш­лось согласиться на выплату значительной суммы в качестве компенсации за отвод войск Абд урраба. Имам же не проявил ни малейшей заботы о судьбе своего союзника.

В 1760 году войско имама осадило Таиз. Абд урраб счел этот момент благоприятным для новых завоеваний. Он овладел небольшим замком в Мусе и подошел со своими войска­ми к Мохе. Однако губернатор Мохи сообщил ему, что стоя­щие на рейде англичане поддерживают законную власть и готовы встретить Абд урраба пушками. Это удержало Абд урраба от дальнейшего продвижения. Тем временем имам то­же оказался в трудном положении. Ранее он потерпел неуда­чу, пытаясь привести к повиновению шейха Абд урраба, те­перь же становилось все очевиднее, что его войскам будет не так просто завоевать Таиз. У него появилась мысль использовать одного врага для борьбы против другого и путем избавиться от обоих. Абд урраб неплохо знал образ мыслей имама и вначале не хотел верить его клятвам и обе­щаниям. Но, в конце концов, мир был заключен при посред­ничестве двух главных военачальников имама. Согласно до­говору Абд уррабу надлежало со своими войсками или, вер­нее, сторонниками присоединиться к армии имама под Таизом и помочь ей завоевать этот город. В дальнейшем он ни­когда не должен был предпринимать враждебных действий против подданных имама. В свою очередь, имам отказывался от каких-либо притязаний на округ Хаджария и давал обе­щание всегда относиться к Абд уррабу как к другу и союз­нику. Имам подтвердил это семикратной клятвой. (Почему семь клятв заслуживают больше доверия, чем одна, так и осталось для меня загадкой.) Для вящей убедительности имам прислал экземпляр Корана, на котором он принес клят­ву, и венок из роз, носимый им обычно на голове. Свидетелями, точнее, заложниками при заключении этого мира были накиб Эль мае и накиб Ахмед эль хамр. Оба они не только занимали высшие должности, но и были известны как благо­родные и богобоязненные люди.

Тотчас же по заключении мира Абд урраб присоединился к армии имама, стоявшей под Таизом. Город был взят, чему во многом помогли таланты этого нового союзника. Имам выразил полное удовлетворение действиями Абд урраба. Он также весьма дружественно принял членов семьи Сиди Ахмед, руководивших защитой Таиза, и потребовал, чтобы все они явились в Сану. Абд урраб испытывал некоторое недоверие, но оба генерала — Эль мас и Ахмед эль хамр — так усердно заверяли его в дружбе имама, что он все же решился появиться в Сане. В дороге ему оказывали величайшие почести. Множество жителей Саны выехало из города, чтобы увидеть и встретить прославленного героя. Повсюду только и говорили что о его смелости и находчивости. Вспоминали все сражения и стычки, в которых он одержал победу над врагами, а также способы, которыми он получал сведения о силе и слабости противника. У арабов обычно не принято ссылать лазутчиков. Он же, как говорили, проникал в стан врага то под видом крестьянина, то купца и потом возвращался обратно, зачастую еще и зарубив несколько вражеских офицеров. Иногда же он со своими приверженцами внезапно нападал на противника и наносил ему жестокое поражение. Короче говоря, имам видел, что мятежник вызывал общее восхищение, а к нему самому его подданные относились презрительно. Может быть, это-то и разьярило имама и врагов Абд урраба, состоявших при имамском дворе. Возможно также, что они еще раньше решили расквитаться с ним, обречь его на бесчестье и позор. Наконец, могли опа­саться, что Абд урраб создаст в Сане свою партию, враж­дебную имаму. Трудно определить, какая из этих причин по­будила имама к дальнейшим действиям. Абд урраб по при­бытии в Сану был лишен одежды, а его руки и лицо вымазаны красной краской. Его заковали в цепи, посадили на верблюда спиной вперед и в таком виде возили по городу под стук барабанов. Абд урраб, вероятно, лишил бы себя жизни, если бы мог предполагать, какой позор ожидает его. Так можно думать потому, что, когда его внезапно захватили, обезоружили и раздели, у него под одеждой на голом теле оказался кинжал. Абд урраб, однако, не имел достаточно времени, чтобы им воспользоваться. Одна из его сестер, быв­шая тогда в Сане, нашла другой способ проявить свое му­жество. Увидев, как ее брата таким позорным образом возят по городу, она не захотела быть этому свидетельницей, бро­силась вниз с крыши дома и умерла на улице у ног своего брата. Пленника подвергли всяческим истязаниям. Потом его бросили на кучу навоза и через три дня обезглавили. Таков был конец этого славного арабского героя и знаменитого мя­тежника, привлекавшего к себе внимание йеменитов в по­следние годы. Он был женат на дочери шейха Шафля; пос­ле него осталось трое сыновей: Рёдже, Хамамма и Медже-хид.

Позорное нарушение имамом данного Абд уррабу слова, конечно, не могло не вызвать ненависти к нему со стороны большинства его подданных. Особенно были недовольны Эль мас и Ахмед эль хамр — генералы, поручившиеся за не­зыблемость слова имама и заверившие Абд урраба в своей дружбе. Оба они считали, что им нечего бояться. Эль мас командовал почти всей кавалерией и пехотой имама и поль­зовался большой любовью войска. Ахмеду эль хамру подчи­нялись все союзные войска Хашида и Бакиля, состоявшие на службе имама. К тому же род Ахмеда был одним из наибо­лее уважаемых среди хашидитов, а его брат Хасем был вое­начальником этого племени. Ахмед эль хамр все-таки потре­бовал у имама объяснений по поводу нарушения им своего слова, но был за это сразу же посажен в тюрьму. Среди на­рода усилилось брожение, а генерал Эль мас, называвшийся также по своему сыну Абу Ахмед, сделал попытку сместить имама. Получив об этом первые известия, имам под личиной дружбы пригласил генерала к себе. По принятому обычаю, гостю предложили кофе, действие которого, однако, на сей раз оказалось таким, что накиб испустил дух, не успев даже вернуться домой.

Получив сообщение об аресте брата, военачальник союзных племен Хашида и Бакиля Хасем эль хамр собрал не­большую армию и выступил с ней по направлению к Амрану. В первой же стычке с отрядом, высланным имамом навстре­чу Хасему (сражения в Аравии вряд ли можно назвать другим словом), погиб сын Хасема эль хамра накиб Муршид. Это внесло немалое расстройство в ряды группировки Хаши­да. Хасем, подавленный смертью сына, отвел свои войска назад. Имам опасался, что союзники снова попытаются ос­вободить накиба Ахмеда, и велел втайне отрубить ему голо­ву в Рида. Так он избавился от страха перед своим бывшим генералом, но вызвал еще большее озлобление союзников, ко­торые не упускали теперь возможности напасть на имама и заставили его расплачиваться за все. Как рассказывали, имам обязался ежемесячно выплачивать родственникам Ах­меда эль хамра пятьсот талеров. За два с половиной года до нашего прибытия в Йемен союзники сожгли Лохею и не­сколько деревень в Тихаме. Во время нашего пребывания в Мохе они снова появились вблизи Лохеи. Здесь не считается необычным, если наемные войска поднимают бунт, а объеди­ненная союзная армия Хашида и Бакиля появляется побли­зости от столицы имама. Войны у арабов возникают часто, но длятся недолго. Нам повезло, и, в какой бы области этого государства мы ни появлялись, там царил мир. Иначе нам не удалось бы объездить эту страну в такой короткий срок.

В 1763 году имаму Эль мёххди Аббасу было около соро­ка пяти лет и он правил семнадцатый лунный год. Его внешность была довольно приятной. Предки имама со стороны отца были белолицы; он же унаследовал цвет кожи по материнской линии. Как я сам видел, некоторые его родствен­ники со стороны матери были черными как смоль и имели широкий нос и толстые губы, напоминая африканских кафров. Он и Сиди Мохаммед родились от одной матери. Сиди Ахмед, Сиди Хёсейн и другие были его братьями только на­половину. Мёххди Аббас взял себе в жены дочь Сиди Али, сына Сиди Ахмеда, князя Таиза. Вероятно, у него были еще другие жены из свободнорожденных женщин. Кроме того, У него было много рабынь, хотя все же гораздо меньше, чем у его отца Эль мансора, который будто бы имел этих рабынь более двухсот. Принцев, сыновей имама, насчитывалось десять или двенадцать; большинство из них были еще такими маленькими, что не покидали стен гарема. Четверо старших, показывавшихся публично, носили имена Абд аллах, Али, Хасем и Мохаммед. Из них только второй, принц Али, занимал государственный пост. Он был вали, то есть наместником, области Санхан и лежащего здесь города Саны.

Прочими родственниками имама были два его дяди-Сиди Абд ульрахман и Сиди Ибрахим; Сиди Исмаил, властитель Эль-Махадира, Сиди Ахмед, князь Ёсаба, со своими братьями Сиди Хасемом, Сиди Аббасом и Сиди Йусофом; Сиди Али, двоюродный брат имама, женатый на его сестре; Сини Али и Сиди Абд улькерим из Таиза. Все они проживали в Сане.